Евгений Барабанщиков

 

Барабанщиков Евгений Валерьевич – талантливый поэт. Его стихи-размышления о смысле жизни, о любви  очень оригинальны. Его поэзия  непроста и этим  притягивает  и завораживает.  Любители поэзии  по достоинству оценили его творчество,  опубликованное в коллективном сборнике «Сторонка любимая». Данный сборник  даёт возможность  познакомить читателей с новыми стихами Евгения. 

 

 

 

Песнь Гавроша Vol.2.0

 

Если смотреть глубже и глубже

На разные стороны баррикад,

То ни одна из сторон ничем не лучше

Другой. Маскировочка под ягнят

Через раз удаётся, увы, обеим,

Но срываются маски в пылу атак:

Отберём, запретим, продадим, похерим,

А по-другому не умеем никак.

Потому что наших родили ненаши, ненаших – наши.

Конвеер безумствует и ксерокс жжёт:

Стачки, стычки, заседания, марши…

Из одной дыры вылезает только один народ.

Кто-то из правой груди, кто-то из левой –

Однояйцевые посасывают мать,

Одни носят сандалии, а другие – кеды,

Чтобы их можно было хоть как-нибудь различать. 

 

 

 

Ночью все кошки серы.

Круглые сутки все мыши серы.

Среди них есть достойные офицеры,

Прекрасные женщины, послушные дети.

Их умирает невидимо миллионы.

Горстка родных – прошли, закопали:

«Завтра субботник», «не стираны панталоны»,

«А премию, гады, опять не додали».

Их солнце было серым и выходные.

Их слезы были серыми и пивные.

Кто их помнит, кто утешал их в горе?

Где они будут потом, Ангеле Святый?

 

 

***

Вот такой вот простор,

Что из ста дорог

Ни с одной не хочется слиться.

 

Там берут на измор,

И беспомощен бог,

Прекословит и смерд и царица.

 

Там не пить из ручья,

Не ходить босиком,

Там никак не прожить без изъяна.

 

Эта дальность ничья,

Этот мир ни о ком,

Это время – пора-несмеяна.

 

 

К ТЕБЕ

Передернув затвор тетради,

Ватерлинией строк грущу

Ради капли бессмертия, ради

Всех святых к твоему плечу.

Я лечу и лечу кого-то

В торном будущем, а пока

Заполняет пустые соты

Этой жизни твоя строка.

И когда на лице пюпитра

Вдруг потухнет строка моя:

До свидания… точка… титры…

Жду – от века – люблю тебя.

 

 

 

***

И однажды умрет поэт.… Оборвется связь,

От которой при жизни не особенно много проку.

Народись он еще миллионы раз,

Все не к месту – не к делу – не к сроку.

 

Умирать ему собственно не впервой,

По любому поводу, несколько раз в сутки.

Но когда действительно прозвучит «отбой»,

То никто своей не покинет будки.

 

Поутихнет искусственный ажиотаж,

Успокоится грязная жидкость в ступе,

Наберут привычное «Отче наш»,

А в ответ: «Извините, временно недоступен

 

 

***

Чтение в транспорте — правильный вид досуга,

Когда всё плохо или ещё терпимо.

Не замечаешь назойливости маршрута

И для знакомства не подаёшь мотива.

 

Когда для дыхания не предлагают небо,

А череда из будней не терпит книгу,

Чтение в транспорте — маленькая победа,

Шанс наверстать упущенное из виду.

 

 

****

Снег ушёл. Ты дремлешь ввечеру.

Молча жду, когда твой сон окрепнет,

А окрепнет, - я, как снег, уйду.

Я уже давно ни тот, ни этот...

 

Снег ушёл. Кажись до ноября.

Пылью милый город запорошен.

Снег ушёл. Теплынь. А мне тебя

Не связать ни с будущим, ни с прошлым.

 

 

***

Мой корабль уходит на дно,

Парусами цепляясь за волны.

В рот набрав океана, молчит.

В бездну бушприт направил и словно

Он не тонет, а просто летит,

Отражаясь китом незнакомым

В чешуе проплывающих рыб.

 

 

****

 Музыка, тонко всхлипывая и струн

Двухколейку укладывая на плечо,

Бередит смычком кровеносный круг,

Будто в тебя обмакивает смычок.

 

Будто стоишь в лесу и вдыхаешь лес,

Будто нарочно для этого заплутал,

Чуть шелохнёшься и — потеряешь вес,

Словно тебя ветер с ветвей сорвал.

 

Слыша скрипичной талии приворот,

Сердце внутри забьётся, как телеграф,

И обязательно к музыке доплывёт,

Если до музыки можно добраться вплавь.

 

 

МОЯ ЗВЕЗДА 

Когда удалённый на сто световых

Притом беспросветных лет

Я спорю о том, что щедрей запятых

На свете спасителей нет,

 

Меня упрекают, а чаще сулят

Взысканья на Страшном Суде,

И только звезда не отводит взгляд,

В ответ улыбаясь мне.

 

Возможно, аукнется в энный денёк

Моя непокорная блажь,

И я, не превысив положенных строк,

Земной не превысив стаж,

 

Воскресну сиянием в несколько ватт,

Зарывшись в заветной мгле,

И только звезда – мой немой адресат –

В ответ улыбнётся мне.

 

 

***

 Беглянка-жизнь, ты голову сломя

В дыру неведомого будущего дня

Бросаешься и корчишь из себя

Под чавканье измученной природы

Невинную девицу… Если вниз

Смотреть подолгу, то в уме ни птиц,

Ни звёзд не остаётся. Словно из

Рассыпавшейся карточной колоды

Ты тащишь неизвестное на свет.

А есть ему здесь место или нет? -

Ты не спешишь обдумывать ответ – 

Всё вечно сходит с рук тебе, плутовке.

Когда и нежность кончится и прыть,

Нелепое прощание навзрыд

Из трубки телефонной прозвучит,

Как повесть о конечной остановке.

 

И дверь захлопнется. Короткие гудки

Сердцебиенья, как материки

Плывут куда-то. Ты себе не лги.

И от тебя мне ничего не надо.

Я сыт твоей бездарной ворожбой.

Беглянка-жизнь, в погоне за тобой

Любовь и нелюбовь сплелись. На кой

Мне эта музыка, в которой нет отрады?

Скрипичный ключ не более чем крюк

При бегстве от реальности, а звук

Сам по себе не ведает, где юг,

Тем более, где север. Не богата

На сказочность родимая земля.

Пульсируют над телом бытия

Нестройные редуты воронья.

И хлещет дождь. Отсюда нет возврата.

 

 

ÉTUDE

Ветер раздевает деревья на Рю де Тильзит.

Октябрь. Как говорится, не можешь идти – ползи.

Я ползу, но ничто не становится ближе.

Что-то со мной не так. Что именно – не пойму.

Листва копошится, жмётся к ногам. В дыму

Предпоследняя ночь в Париже.

 

Где ты была, Жюли, эти двадцать лет?

Сколько воды утекло! Сколько сошло на нет!

Сколько растрачено попусту жирных точек!

Бренчат: посуда, струны, девушки у кафе.

Холодок ползёт внутримышечно, и в графе

«Итого» ставится жирный прочерк…

 

 

Сказка о дураке и рыбке

Как богемское стекло, апельсины

С белой овальной бумажкой –

На заднем сидении машины

Ждут тебя, да видно не дождутся.

 

Сколько раз закидывал я невод

В самые глубины интернета.

Вот поймал тебя, золотая рыбка,

Исполняю теперь твои желанья.

 

Сам не знаю, почему исполняю.

Ничего в ответ не происходит.

Говоришь «спасибо» и уходишь,

Иногда целуешь на прощанье.

 

Потом я уезжаю восвояси.

Во Своясях холодно и сыро,

Никто никого уже не любит,

Даже преданные псы своих хозяев.

 

И добравшись до родного дома,

Курю одну за другой папироску,

Битый час стою у машины –

У старого разбитого корыта…

 

 

***

Я выдержать бы мог засилье снов,

Засилье­­­­­ снов чужих, чужих и только,

И собственную немощь и любовь,

Любовь к тебе до пьяного восторга.

До наступленья греческих календ

Я б не жалел себя, себя б не прятал,

И был бы счастлив от чужих побед,

И никогда б от зависти не запил.

Я пережил бы не одну беду

И пережил свои же убежденья...

Когда б я был с собой в одном ряду,

Когда б не лгал без тени и зазренья.

 

 

В КУПЕ

- Курите?

                     - Не курю.

- Жаль. Сейчас это было бы к месту.

  Вы теряете здесь ладью!..

- Это было давно известно.

- Может, выпьем на брудершафт?

- Будет вам увлекаться горькой!

- Что вы! Это – настойка из трав,

   Люди лечатся такой настойкой.

   Вы женаты?

                               - Пожалуй, да.

- Ну и где же она?

                                 - У мужа.

- Что ж… бывает так иногда…

  Закусите икрой севрюжьей…

  Вы хоть любите?

                                  - Кого?

                                              - Её!.. 

- Как сказать…

                          - Да скажите прямо!

- Сменим тему.

                              - Налить ещё?

- Да, пожалуйста, полстакана.

***

 

Был другом лестничный пролёт

И сводницей была площадка

Перед подъездом. Гололёд

Был тот ещё злодей. Не сладко

Жилось тогда, жилось не так

И хороводы не водили,

И не захаживали в парк

Аттракционов. Небольшими

Тогда казались вечера

И, не родившись, умирали

Привязанности. Тишина

Убежищем служила: с нами

Считаться не хотел никто –

И было грустно и темно.

 

Был другом лестничный пролёт

И сводницей была площадка.

Я отдавал себе отчёт,

И отдавался без остатка.

На меховых воротниках

Хрустела изморози завязь,

И, мирно головы задрав,

У магазина мы топтались,

А звёзды ползали по дну,

Неторопливостью дразнили,

Ты говорила: «Мне б одну

Из них на всякий случай» или

Не говорила ничего.

Мне было страшно и тем

 

 

***

В борозде учащённого пульса,

в глубине моего ребячества,

удивлённо и, может быть, устно

оживает и жаждет причастия,

жаждет утренних и вечерних

перебежек между аптеками,

жаждет смерти противоречий

каждой порой, каждой молекулой,

оживает, ворчит, тревожит,

как вулканы в чехле Италии,

о тебе неулыбчивой, сложной –

небольшое воспоминание…

 

 

*      *      *

Что тебе написать в первом своём письме?

Как от Арктики отколовшись, плыву во тьму

И мерцание звёзд, как весточку о тебе,

В летаргический сон впадая, в себе храню

 

Как зеницу ока – кем бы ты не была.

Всё сильнее сжимается сердце моё в кулак,

И летят в неизвестность космические тела,

Не заплакать бы только… только не знаю как…

 

 

***

До свиданья, девочка без имени,

Без фамилии. На синем рукаве

У тебя сжимались, помню, лилии,

Прижимались лилии ко мне.

 

Синих рукавов кривые линии

Изгибались, мяли лепестки

Белые, проворные, стыдливые,

Как движенья девичьей руки.

 

Полыхали и казались синими

В мягкой набегающей волне

Безымянные безадресные лилии

Так и не открывшиеся мне.

 

 

 

ЗАВЕЩАНИЕ ЭПИОРНИСА

Да здравствуют звёзды хранящие всё вокруг!

Проектные институты, пьяниц, колхозный плуг,

Лёд с фигуристами, волынку и чертежи,

Хитиновый панцирь жука и размер межи,

Побеги озимых, свадьбу соседа, соседний двор,

Секвойю, парашютиста, Альпы и сводный хор,

Книгоиздательство, ректора, мёд и зелёный чай,

Музеи археологии, листья, Париж, трамвай,

Бальные платья, Горация, естественно – кислород,

Капище, автомобили, пальмы и Новый год,

Устье Меконга, иллюминацию, песни и аспирин,

Союз журналистов, медали, оркестр и первый блин,

Столбик термометра, бронзовый памятник, гардероб,

Лунные кратеры, совесть и телеграфный столб,

Монархию, канатоходца, глубоководных рыб,

Собрание сочинений, картофель, палящий нимб,

Хлопчатобумажную ткань, леопарда, бильярдный стол,

Гольфстрим, электричество, гранёный стакан, атолл,

Кубический метр, политику, водопроводный кран,

Мартину Хингис, синоптиков и остров Калимантан,

Прыжок дельфина, азбуку, числа; тебя, мой друг!

Да здравствуют звезды хранящие все вокруг!

 

 

ОДИНОЧЕСТВО

Здесь одинаковые паперти

В одной и той же чёрной копоти,

Слетевшей с белоснежной скатерти

Остывшей равнодушной комнаты.

 

Здесь жизнь побоями загружена,

Её лицо обезображено,

И пьёт от завтрака до ужина

На дне котла разноэтажного.

 

Здесь под надзором репродуктора

Приварен дом к пожарной лестнице,

Здесь всё давно в беспорье угнано

И глаз родной тебе не встретится.

 

Сорваться бы с косноязычества,

Успеть нечаянно к заутрене,

Чтоб уместить в коробке спичечной

Надёжный мир с пометкой «внутренний».

 

 

 

*     *     *

В теремке, покосившемся от простуд,

Пыльных заповедей и щербин,

По слогам сколачивая уют,

Голодает Твой беспокойный сын.

 

И, застрявши накрепко в суете,

Он строчит депешу из теремка:

Несмотря на трудности зпт

Всё должно устроиться тчк

 

 

***

О.И.

Гостиничных унылых номеров

Холодная рисуется ухмылка,

За окнами сутулится Тамбов

Над рваными краями авторынка.

Пропащий август. Мокрый злой асфальт.

Друзья и недруги пакуют чемоданы.

Просачивается сентябрь и над

Влюблёнными злословит. Прямо

По курсу неизбежность, где торчит

Из-за угла кусок багровой тучи,

Где подлость невозможной встречи и

Воспоминания обмылок неминучий.

А что потом? Потом оно никак.

Не прёт душа, не колосится нива.

И мыслей тёрн достоинством с «пятак»

Наводит слякоть местного разлива.

 

 

***

Марату Исенову

 

Листа тетрадного полоска,

Полоска тающего воска,

Куда-то тащится повозка

С безумным скарбом.

Дорога стелется не жёстко,

Но на пути одна загвоздка –

Здесь каждый требует: Подбрось-ка!

Да чтоб задаром.

 

Всех вечно поджимают сроки,

Все вечно надувают щёки,

Шлют обоюдные упрёки

Самовлюблённо.

Протяжным эхом отзовётся

Заплёванное дно колодца.

И только тучи видят солнце

И моют окна.

 

Два чёрных пятнышка на карте

С огрызком прошлого в ломбарде,

С портвейном на последней парте

Ждут перемены.

Лукавы дни – ложатся криво.

Повозка тащится к обрыву,

Строка торопится к обрыву,

Чернеют стены.

 

 

 

Обсерваторий пасхальные куличи

Штурмуют пространство и тускло

Серебрятся, разглядывая кирпичи

Застывающего искусства.

 

Глядя в прошлое через трещину в скорлупе

На бездонность, обрастающую нулями,

Верят в силу разума и т.п.

В торжество науки и в цирк с конями.

 

Ну а там, в потёмках не воздух свеж,

Не голимый рай, а отходная свету,

Где камней и мусорных куч промеж

Никакой вселенной в помине нету.

 

 

 Стансы (I)

Идёт две тысячи какой-то год,

Который  к собственной развязке близок –

Так попадает вечность в переплёт,

Потомкам оставляя свой огрызок.

 

Застанут нас, как водится, врасплох.

Контрольный выстрел по раскисшей луже

Наносит снегопад. Не так уж плох

Такой финал, когда ты безоружен.

 

Любовь весьма прилежный бумеранг,

И получает по заслугам паства,

Что кормчего не выберет никак

Ни в чешуе, ни в плавниках пространства.

 

 

 

Преодолев столичный гул

И недостатки оперения,

Себе я в душу заглянул,

А это место для курения.

 

И там сурово, но не зло

Хлебнул я воздуха табачного:

Мне никогда так не везло –

Дня не отыщется удачного.

 

Сердечно-камерный оркестр

Звучал там умиротворяюще,

А зал был пуст, и полон мест

Для моего и настоящего…

  

 

Колыбельная

Annette

Меридианы и параллели

Качающейся колыбели

Будто бы расплелись.

Заходит без стука вечер,

И удержать его нечем,

Темнеет бумажный лист.

 

Слова на белой бумаге,

Как корабли в океане,

Плывут за полярный круг.

В конце предложения где-то

Есть точка отсчета и это

Сердце моё, мой друг.

 

 

***

Часам и в этот раз не досчитать до ста.

Непримиримо надрезает ветер

Аорту пожелтевшего листа,

Которого заранее приметил.

 

Охрипший листик, выгнанный взашей,

Спускается с надорванной аортой

На леденящий отблеск миражей,

На тротуар мятежностью потёртый.

 

Часам никак не досчитать до ста.

Шныряет осень по стропилам лета.

И смысл отзеленевшего листа, –

Чтоб умереть не в этой части света.

 

 

Сонет Непроглядности

А.К.

Вошедшую в привычку пустоту

Извне уже ничто не нарушает,

И каждый вздох мучительней, чем выдох

Средь сотен дней похожих друг на друга.

 

Всё замерло. Всё около нуля.

Непрожитая линия судьбы

Проходит где-то здесь неподалёку –

Я ей пишу, чтоб не сойти с ума.

 

Конец тоннеля. В общем, та же темень.

Минуты льнут одна к другой, и стенам

Не превозмочь давленья циферблата.

 

Хрустит, как яблоко надкушенное, наледь.

Осенний поцелуй никем не занят.

Игра не стоит свеч, любовь – возврата.

 

 

Письмо в Петербург

М. И.

Листа тетрадного полоска,

Полоска тающего воска,

Куда-то тащится повозка

С безумным скарбом.

Дорога стелется не жёстко,

Но на пути одна загвоздка –

Здесь каждый требует: Подбрось-ка!

Да чтоб задаром. 

Всех вечно поджимают сроки,

Все вечно надувают щёки,

Шлют обоюдные упрёки

Самовлюблённо.

Мертвы в отсутствии наживы,

Издалека как будто живы,

Ужимки мелочны и лживы,

Но ложь законна.

Два чёрных пятнышка на карте

С незримым будущим в ломбарде,

С портвейном на последней парте

Ждут перемены.

Лукавы дни – ложатся криво.

Повозка тащится к обрыву,

Строка торопится к обрыву,

Чернеют стены.

 

 

Катерина

Какое счастье узнавать друг друга

По воле случая, а не по гороскопу,

Сшивать невидимою нитью воедино

Возможности. Но жизнь еще ценней,

Когда мы невозможное сшиваем

И от бездолья бережно храним.

 

Однажды всё изменится... но вряд ли.

Прохладный дождь седьмые сутки кряду –

Казнится и мытарствует вода.

И, падая, беспомощные капли,

На клавиши оконного отлива,

Негромко произносят: Ка-те-ри-на,

Возможности смывая навсегда.

 

 

Зарождённый делением клеток,

Заучивший нешкольный предмет,

Голос мой одинок и не крепок,

Несмотря на количество лет.

 

Букв шершавых неровная кладка,

Неуживчивый каменный звук –

Я глотаю слова всухомятку,

И строка выпадает из рук.

 

К одинокому женскому телу

Беспощадна хрусталика грань,

Но от стужи молитвенно-белой

Колокольчика стынет гортань.

 

Не удастся в тени отсидеться,

От небес не укрыться никак,

Попадёт чернозёмное сердце

Под асфальта холодный наждак.

 

 

 

От влажных поцелуев лёд под кожей

Хрустит и рвётся, обнажая крик;

Запястья судорогой сводит, в этот миг

Ты на любовь становишься похожей

Исчезнувшую... Белого белей

Круженье отражений и теней,

И напряженье спутанных ветвей

Во мне рождает страх средневековый.

Я достаю нечаянно до дна,

Любовь твоя оттуда не видна,

Исчезнувшее кажется нелепым,

А над околицей, очнувшись ото сна,

Надкушенная облаком луна

Неторопливо истекает светом.

 

 

Элегия Непостоянства

М.Д. 

Наружу рвётся неспроста,

Не от безделья

Очередная хромота

Сердцебиенья.

 

Наружу вырвавшись, она

Заметна глазу;

Готова взять своё сполна,

Чуть что так сразу.

 

Она – защитница теней

Непостоянства,

Но только в ней и только с ней

Преобразятся

 

Недремлющие тополя,

Собачьи будки,

Центральной улицы петля

И переулки,

 

Бордовость гладких черепиц,

Румянцев робость,

Непредсказуемость ресниц,

Их невесомость,

 

Невинность губ, невинность лет,

Навылет нота

И черно-белый твой портрет

Вполоборота…

 

Не успокоить сердце, нет,

Не сбить со счета.

 

 

 Элегия равноденствия 

О.И.

Гостиничных унылых номеров

Холодная рисуется ухмылка,

За окнами сутулится Тамбов

Над рваными краями авторынка.

Пропащий август. Мокрый злой асфальт.

Друзья и недруги пакуют чемоданы.

Просачивается сентябрь и над

Влюблёнными злословит. Прямо

По курсу неизбежность, где торчит

Из-за угла кусок багровой тучи,

Где подлость невозможной встречи и

Воспоминания обмылок неминучий.

А что потом? Потом оно никак.

Не прёт душа, не колосится нива.

И мысли ровным счётом на пятак

Наводит слякоть местного разлива.